![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
story_signБоль укрепляет веру и помогает очистить душу. Пройдя ее, мучаясь подобно Христу и его последователям, святым мученикам, обретаешь понимание и становишься на малый шаг ближе к Господу. Я мучилась много лет, терзаема почти равными по силе привязанностями - к людям и к Богу. Стоило мне решить, что я выбрала, как тут же сомнения начинали терзать меня с удвоенной силой. Лишь в Господе нашла я понимание и утешение. В любви к Нему нашла я неиссякаемый источник радости, но и боли. Иисус Христос явился мне, и вера моя укрепилась. Никакое физическое неудобство не могло отвратить меня от моего пути.
Ведомо читающему, возможно, что бывают у меня разнообразные видения. Но известно лишь Господу милосердному и моему исповеднику, что будучи 18 лет от роду, недавно уйдя в монастырь от суеты мира и в страхе от проявляющихся у меня магических способностей, ибо магия - грех и великое искушение, коим Господь отметил некоторых; случилось великое чудо. Когда я молилась в часовне, привиделся мне Господь и сделал своей супругой, овладев мной как женщиной. Никогда не испытывала я ничего подобного, но, верою крепка, не испугалась, ибо для всего у Него есть цель, и я должна быть благодарна, что Он избрал меня среди многих орудием своего замысла. Я понесла и лишь чудом можно объяснить, что сие было замечено лишь тогда, когда удалить плод из моего чрева, не убив тем меня, было поздно. Меня объявили больной и скрыли от прочих монахинь. В положенный срок на свет появился здоровый малыш мужского пола. Мне позволили наречь ему имя и передали младенца в монастырский приют, откуда в возрасте чуть более года он был взят на усыновление неизвестными мне людьми. Я ничего не смогла выяснить о его дальнейшей судьбе. Ежедневно я молила Господа, чтобы Он позаботился о нашем сыне и послал ему ношу по силам его. Однако, это не то, что возможно открыть без вреда для Церкви и репутации, и я сомкнула уста, пусть и более всего на свете мне хотелось бы еще раз хотя бы взглянуть на Кристобаля - так я назвала его. Таково, я полагала, было мое испытание.
Когда, а было это уже более 5 лет назад, мне предложили войти в состав Святой Инквизиции, я согласилась. Их цели угодны Богу - ограничить магию, выполняемую бездумно, во зло, без должного почтения к даровавшему её. Ограничить, а не уничтожить, поставить на службу Церкви, во славу Божию! Те, кто умерли вне церковной благодати, лишены возможности вступить в Царствие Небесное, а мучающиеся здесь, на земле, еще могут придти к вере и войти в лоно католической церкви, дабы молить о жизни вечной и избежать адского пламени. Мы несем им свет истинной веры, но не через костры, а ставя Печать на одаренных. Так, не смогут они навредить другим, а более того - душе своей. Магия, используемая разумно, во славу Господа и по слову иерархов Церкви, безвинна, ибо Господь направляет нас. Большего и желать нельзя - всё в руках Его, Он даст всё нам потребное.
В любви Господа, в стремлении к Нему шли года. Умерли мой отец, брат, я оплакала их. Несколько скромных обителей милостью Божией были открыты мной в нескольких городах, несмотря на сопротивление, коему я не желаю посвящать ни строчки. Многие души были спасены стараниями Инквизиции, а некоторые из них - привлечены к деятельности Ордена. Последняя миссия была связана с сопровождением испанских дипломатов на встречу в Нидерландах. Я плыла на корабле моего дорого друга Мануэля, присматривая за его дочерью Леонорой и еще одной милой девушкой по имени Маргарита, при тестировании чьих способностей мне довелось присутствовать.
По прибытию, после того как нас разместили, трое магов Инквизиции, включая меня, совершили ритуал "Узел судьбы", связавший воюющие стороны по трое во избежание кровопролития. После доклада Великому Инквизитору о проделанной работе, как полагается гостям, мы спустились в бальный зал, чтобы официально приветствовать хозяйку замка. Фигура в дальнем конце зала показалась мне смутно знакомой. Когда я приблизилась к ней, я не поверила своим глазам - возраст не сильно изменил его. Кинжальным ударом осознание пронзило меня. Тот мужчина, не Бог - отец моего сына. От волнения я потеряла сознание и очнулась уже в своей комнате. По счастливой случайности брат Себастиан, наш дознаватель и палач, оказался рядом и я смогла облегчить душу исповедью. Ведь получалось, что я нечиста, что обет оказался нарушен, но, может быть, мне только показалось, ведь тот человек мог быть просто похож, за давностью лет я могла перепутать. Дабы показать, что со мной все в порядке, я снова спустилась в зал.
Позднее я с трудом нашла в себе смирение для личной беседы, во время которой кардинал Алессандро Фарнезе, сейчас - папский нунций в Нидерландах, открыл мне, что он не только отец моего сына. Его преосвященство официально признал Кристобаля, который теперь носит другое имя, своим и заботился о нём все эти годы. Мои грехи бессчетны и тяжелы, но мальчик жив и здоров, а значит мои молитвы не остались без ответа. Так я уверилась в божественной любви еще более. Однако, сразу принять какое-либо решение относительно встречи с сыном у меня не хватило сил. Слишком многое свалилось на меня в один миг. Мне надо было успокоиться и помолиться.
Я вверила себя и его Его заботам и решила оставить все, как оно есть, не открываясь Кристобалю. Что я могу ему дать, кроме позора своего падения? Счастливое неведение защитит его от горькой правды, думала я. Однако, разговор-исповедь с братом Себастианом вновь всколыхнул во мне неуверенность. Я молилась, жарко и истово, и было мне откровение: если бы дева Мария оставила Иисуса Христа, предоставив того его судьбе и чужим людям, было бы то предательство чудовищное и жестокое. Так, отказавшись от сына своего, через то отторгаю я и Сына Божьего, и это боль из болей. Не посмела я после молиться и просить о помощи и вразумлении, ибо вина моя велика и очевидна. Тогда я просила Его преосвященство устроить нам с сыном случайную встречу - я хотела узнать, каков он, плоть от плоти моей. Я хотела повиниться и просить прощения за вынужденное своё отсутствие в его жизни, ибо не я принимала решение отдать младенца в приют. В то время я уже была монахиней, а рождение дитя бросило бы тень на весь монастырь. Сколько я ни рассказывала, что этот ребенок послан мне Богом, а тогда я была полностью в том уверена, не могла я смягчить сего. Та боль была огромна и грозна, но я пережила её, пусть в некоторые моменты мне и казалось, что это невозможно.
Увидев Кристобаля, заговорив с ним, я поняла, что не вынесу его неодобрения. Я испугалась смертным страхом и пытки хуже я не могу вообразить. Ненависть в его взоре убила бы меня на месте, я так чувствовала. Никто, с кем я говорила, кроме брата-дознавателя, не высказался, что подобное возможно простить. Решая о его благе, я думала о себе, подчинившись своему страху. Тогда я предала сына снова. Не знаю, за что меня превозносят некоторые. Я плохая монахиня. В моем стремлении к Богу лишь жажда стать достойной Его любви, в которой я никогда не усомнюсь. И все же мне казалось, что Христос смотрит на меня с печалью и укоризной. Всё это разрывало мне душу.
Украдкой я следила за юношей, высматривая его в толпе, жадно вбирая в память то, что показывали мне глаза. Когда голландец попросил благословить его как сына, это будто плеснуло кипятком мне в лицо. Я оказалась на грани второго обморока. Но однажды настал час, когда я нашла в себе мужество спросить у сына, простил ли бы он мать свою, если б встретил. Так я узнала, что Кристобаль не держит на неё зла и понимает всю сложность ситуации, поскольку догадался, насколько, открывшись, такая правда может навредить всем. Слова откровения не были сказаны нами, но намёки звучали яснее слов. Он знает. Он простил. Он любит и понимает. Он отпускает меня. И как же больно мне оказалось уйти, позволив себе только благословить его на прощание! Мой путь и дальнейший выбор был ясен, и эта ясность резала мне сердце тысячами лезвий.
Как показало предвидение боя, год спустя мы будем биться на разных сторонах: я на стороне Испании, Кристобаль - на стороне Англии. Я не могу отринуть долг и лишь с ужасом гадаю, на котором из кораблей противника будет находиться в качестве мага мой сын и не стану ли я причиной его гибели.
Эту боль невозможно забыть - она величайшая среди многих.
Ведомо читающему, возможно, что бывают у меня разнообразные видения. Но известно лишь Господу милосердному и моему исповеднику, что будучи 18 лет от роду, недавно уйдя в монастырь от суеты мира и в страхе от проявляющихся у меня магических способностей, ибо магия - грех и великое искушение, коим Господь отметил некоторых; случилось великое чудо. Когда я молилась в часовне, привиделся мне Господь и сделал своей супругой, овладев мной как женщиной. Никогда не испытывала я ничего подобного, но, верою крепка, не испугалась, ибо для всего у Него есть цель, и я должна быть благодарна, что Он избрал меня среди многих орудием своего замысла. Я понесла и лишь чудом можно объяснить, что сие было замечено лишь тогда, когда удалить плод из моего чрева, не убив тем меня, было поздно. Меня объявили больной и скрыли от прочих монахинь. В положенный срок на свет появился здоровый малыш мужского пола. Мне позволили наречь ему имя и передали младенца в монастырский приют, откуда в возрасте чуть более года он был взят на усыновление неизвестными мне людьми. Я ничего не смогла выяснить о его дальнейшей судьбе. Ежедневно я молила Господа, чтобы Он позаботился о нашем сыне и послал ему ношу по силам его. Однако, это не то, что возможно открыть без вреда для Церкви и репутации, и я сомкнула уста, пусть и более всего на свете мне хотелось бы еще раз хотя бы взглянуть на Кристобаля - так я назвала его. Таково, я полагала, было мое испытание.
Когда, а было это уже более 5 лет назад, мне предложили войти в состав Святой Инквизиции, я согласилась. Их цели угодны Богу - ограничить магию, выполняемую бездумно, во зло, без должного почтения к даровавшему её. Ограничить, а не уничтожить, поставить на службу Церкви, во славу Божию! Те, кто умерли вне церковной благодати, лишены возможности вступить в Царствие Небесное, а мучающиеся здесь, на земле, еще могут придти к вере и войти в лоно католической церкви, дабы молить о жизни вечной и избежать адского пламени. Мы несем им свет истинной веры, но не через костры, а ставя Печать на одаренных. Так, не смогут они навредить другим, а более того - душе своей. Магия, используемая разумно, во славу Господа и по слову иерархов Церкви, безвинна, ибо Господь направляет нас. Большего и желать нельзя - всё в руках Его, Он даст всё нам потребное.
В любви Господа, в стремлении к Нему шли года. Умерли мой отец, брат, я оплакала их. Несколько скромных обителей милостью Божией были открыты мной в нескольких городах, несмотря на сопротивление, коему я не желаю посвящать ни строчки. Многие души были спасены стараниями Инквизиции, а некоторые из них - привлечены к деятельности Ордена. Последняя миссия была связана с сопровождением испанских дипломатов на встречу в Нидерландах. Я плыла на корабле моего дорого друга Мануэля, присматривая за его дочерью Леонорой и еще одной милой девушкой по имени Маргарита, при тестировании чьих способностей мне довелось присутствовать.
По прибытию, после того как нас разместили, трое магов Инквизиции, включая меня, совершили ритуал "Узел судьбы", связавший воюющие стороны по трое во избежание кровопролития. После доклада Великому Инквизитору о проделанной работе, как полагается гостям, мы спустились в бальный зал, чтобы официально приветствовать хозяйку замка. Фигура в дальнем конце зала показалась мне смутно знакомой. Когда я приблизилась к ней, я не поверила своим глазам - возраст не сильно изменил его. Кинжальным ударом осознание пронзило меня. Тот мужчина, не Бог - отец моего сына. От волнения я потеряла сознание и очнулась уже в своей комнате. По счастливой случайности брат Себастиан, наш дознаватель и палач, оказался рядом и я смогла облегчить душу исповедью. Ведь получалось, что я нечиста, что обет оказался нарушен, но, может быть, мне только показалось, ведь тот человек мог быть просто похож, за давностью лет я могла перепутать. Дабы показать, что со мной все в порядке, я снова спустилась в зал.
Позднее я с трудом нашла в себе смирение для личной беседы, во время которой кардинал Алессандро Фарнезе, сейчас - папский нунций в Нидерландах, открыл мне, что он не только отец моего сына. Его преосвященство официально признал Кристобаля, который теперь носит другое имя, своим и заботился о нём все эти годы. Мои грехи бессчетны и тяжелы, но мальчик жив и здоров, а значит мои молитвы не остались без ответа. Так я уверилась в божественной любви еще более. Однако, сразу принять какое-либо решение относительно встречи с сыном у меня не хватило сил. Слишком многое свалилось на меня в один миг. Мне надо было успокоиться и помолиться.
Я вверила себя и его Его заботам и решила оставить все, как оно есть, не открываясь Кристобалю. Что я могу ему дать, кроме позора своего падения? Счастливое неведение защитит его от горькой правды, думала я. Однако, разговор-исповедь с братом Себастианом вновь всколыхнул во мне неуверенность. Я молилась, жарко и истово, и было мне откровение: если бы дева Мария оставила Иисуса Христа, предоставив того его судьбе и чужим людям, было бы то предательство чудовищное и жестокое. Так, отказавшись от сына своего, через то отторгаю я и Сына Божьего, и это боль из болей. Не посмела я после молиться и просить о помощи и вразумлении, ибо вина моя велика и очевидна. Тогда я просила Его преосвященство устроить нам с сыном случайную встречу - я хотела узнать, каков он, плоть от плоти моей. Я хотела повиниться и просить прощения за вынужденное своё отсутствие в его жизни, ибо не я принимала решение отдать младенца в приют. В то время я уже была монахиней, а рождение дитя бросило бы тень на весь монастырь. Сколько я ни рассказывала, что этот ребенок послан мне Богом, а тогда я была полностью в том уверена, не могла я смягчить сего. Та боль была огромна и грозна, но я пережила её, пусть в некоторые моменты мне и казалось, что это невозможно.
Увидев Кристобаля, заговорив с ним, я поняла, что не вынесу его неодобрения. Я испугалась смертным страхом и пытки хуже я не могу вообразить. Ненависть в его взоре убила бы меня на месте, я так чувствовала. Никто, с кем я говорила, кроме брата-дознавателя, не высказался, что подобное возможно простить. Решая о его благе, я думала о себе, подчинившись своему страху. Тогда я предала сына снова. Не знаю, за что меня превозносят некоторые. Я плохая монахиня. В моем стремлении к Богу лишь жажда стать достойной Его любви, в которой я никогда не усомнюсь. И все же мне казалось, что Христос смотрит на меня с печалью и укоризной. Всё это разрывало мне душу.
Украдкой я следила за юношей, высматривая его в толпе, жадно вбирая в память то, что показывали мне глаза. Когда голландец попросил благословить его как сына, это будто плеснуло кипятком мне в лицо. Я оказалась на грани второго обморока. Но однажды настал час, когда я нашла в себе мужество спросить у сына, простил ли бы он мать свою, если б встретил. Так я узнала, что Кристобаль не держит на неё зла и понимает всю сложность ситуации, поскольку догадался, насколько, открывшись, такая правда может навредить всем. Слова откровения не были сказаны нами, но намёки звучали яснее слов. Он знает. Он простил. Он любит и понимает. Он отпускает меня. И как же больно мне оказалось уйти, позволив себе только благословить его на прощание! Мой путь и дальнейший выбор был ясен, и эта ясность резала мне сердце тысячами лезвий.
Как показало предвидение боя, год спустя мы будем биться на разных сторонах: я на стороне Испании, Кристобаль - на стороне Англии. Я не могу отринуть долг и лишь с ужасом гадаю, на котором из кораблей противника будет находиться в качестве мага мой сын и не стану ли я причиной его гибели.
Эту боль невозможно забыть - она величайшая среди многих.
